Инверсия чувств, как и смена постелей, привычна для жителей этих широт
Лирическое:
Веснушчатый драйв. Моя сестра.
Сегодня гуляла. хорошо побыть вначале одной, а потом встретить давнознакомых.
По проспекту прямо, потом сворачивая
на какую-нибудь улицу Артиллерийскую...
Прогулка, в общем-то, незадачливая:
осень теряет листья, голова - мысли.
Можно повстречать соседей по дому,
коллег, пришельцев западных и восточных,
южных и северных, знакомых и незнакомых,
всех - до одного, что абсолютно точно.
Может быть светлая куртка, такая же или похожа.
Могут быть астры, последние перед снегами.
Семья из трех человек - чужая. Мороз по коже
и на минуту нехорошо с ногами.
Можно сменить район или даже город,
но зачем? И дело не в том, что менять непросто,
а, скорее, в том, кто неизбывно дорог,
даже если невероятен на земных перекрестках.
А тому назад сознавали: боже мой! -
днем и ночью, с закрытыми и открытыми,
голосом и телом, дыханьем, ощупью,
не гневя судьбу, раз уж такие дары даны.
Говорили о новостях, стихах и далеких датах,
о детских проказах, о том, что яблоки сварят в сиропе,
и - со знанием дела - о сырьевых придатках
и воспалении их по всей Азиопе.
Слушали Паваротти, прислушивались к Синатре,
уступали друг другу - добровольно и с песней.
Теперь один владеет землей, три на три,
упокоившись на Успенском,
а его тень, обремененная плотью,
бродит по именованным улицам и проспектам,
мается под Синатру, плачет под Паваротти
и почти жалеет о том, что любовь бессмертна
Ирина Марковна Аргутина
Веснушчатый драйв. Моя сестра.
Сегодня гуляла. хорошо побыть вначале одной, а потом встретить давнознакомых.
По проспекту прямо, потом сворачивая
на какую-нибудь улицу Артиллерийскую...
Прогулка, в общем-то, незадачливая:
осень теряет листья, голова - мысли.
Можно повстречать соседей по дому,
коллег, пришельцев западных и восточных,
южных и северных, знакомых и незнакомых,
всех - до одного, что абсолютно точно.
Может быть светлая куртка, такая же или похожа.
Могут быть астры, последние перед снегами.
Семья из трех человек - чужая. Мороз по коже
и на минуту нехорошо с ногами.
Можно сменить район или даже город,
но зачем? И дело не в том, что менять непросто,
а, скорее, в том, кто неизбывно дорог,
даже если невероятен на земных перекрестках.
А тому назад сознавали: боже мой! -
днем и ночью, с закрытыми и открытыми,
голосом и телом, дыханьем, ощупью,
не гневя судьбу, раз уж такие дары даны.
Говорили о новостях, стихах и далеких датах,
о детских проказах, о том, что яблоки сварят в сиропе,
и - со знанием дела - о сырьевых придатках
и воспалении их по всей Азиопе.
Слушали Паваротти, прислушивались к Синатре,
уступали друг другу - добровольно и с песней.
Теперь один владеет землей, три на три,
упокоившись на Успенском,
а его тень, обремененная плотью,
бродит по именованным улицам и проспектам,
мается под Синатру, плачет под Паваротти
и почти жалеет о том, что любовь бессмертна
Ирина Марковна Аргутина
-
-
20.04.2009 в 20:52